Название звучит интригующе — «Воображаемая книга». Сразу становится любопытно, что же это такое и чем, например, воображаемая книга отличается от обычной, которую читают на бумаге или (все чаще) на экране какого-нибудь электронного гаджета? Или не читают вообще? Подзаголовок же наводит на мысль, что речь пойдет о каких-то пронафталиненных «вымыслах», которые современные люди со смесью умиления и снисходительности называют фольклором. Но предположение это оправдывается лишь отчасти. Идея «воображаемой книги» объясняется весьма парадоксально. «Воображаемая книга» — это не только те отсутствующие книги, в реальность которых верят, скажем, духоборы и хлысты, но и «Мертвые души» или «Война и мир», или даже, представьте себе, Библия. В принципе, любая книга является «воображаемой», ведь в текст — так уж устроена эта штука — вкладывается, кроме всего прочего, еще и тот смысл, который уже сформирован социальным опытом их читателей. читать далее

Книга Екатерины Мельниковой посвящена весьма нетривиальной проблеме – точнее, целому комплексу проблем. В сущности, перед нами исследование той загадочной области культуры и мышления, в которой возникают фантомы, не менее жизнеспособные, нежели реальные явления. «"Воображаемая книга", - пишет Мельникова, - продукт коллективного воображения. Она существует постольку, поскольку сообщество считает ее существующей, и в том виде, какой сообщество ей приписывает». Книги, представляемые русскими крестьянами ХIХ – ХХ веков – своего рода параллельная потаенная словесность, находящаяся обыкновенно вне нашего представления, что неправильно и что отчасти компенсируется данной работой.

В методологическом введении Е.А. Мельникова справедливо на­поминает о том, что чтение — это не индивидуальный, а социальный про­цесс, обусловленный существующими в обществе категориями и формами разметки реальности, коллективны­ми представлениями, в том числе и о смысле определенных текстов, и т.д. Некоторые книги активно обсуждают­ся и в силу факта этого обсуждения не­зависимо от факта прочтения входят в культурный опыт членов общества. Исследовательница ставит своей зада­чей изучить «воображаемые книги» русского крестьянства XVIII — нача­ла ХХ в.

Ключевое для книги понятие автор поясняет так: «"Воображаемая кни­га" — это книга, о которой нам извест­но только из фольклора. Она сущест­вует только за счет акта вербализации, и мы не сможем найти ее в каталогах библиотек. <...> Она является одним из инструментов конструирования со­циальной реальности: делает возмож­ной концептуализацию границ группы, оказывается способом демонстрации авторитета в сообществе, позволяет интерпретировать те или иные процес­сы и явления. <...> "Воображаемая книга" — продукт коллективного воображения. Она существует постольку, поскольку сообщество считает ее существующей, и в том виде, какой со­общество ей приписывает» (с. 9).

Базой исследования служат совре­менные полевые записи, а также фольк­лористические и этнографические за­писи конца XIX — ХХ в.