Очередная книга продолжающегося проекта «AVANT-GARDE». Впервые поэтический шедевр Владимира Маяковского тщательно прокомментирован, вскрыты подтексты и контексты. История интерпретаций поэмы прослежена в статье Анны Сергеевой-Клятис. Гофмановские подтексты обнаружены Андреем Россомахиным неожиданно через повесть А.Чаянова «История парикмахерской куклы, или Последняя любовь московского архитектора М.», которая сама имеет претекстом поэму Маяковского и сюжет его биографии. Визуальный ряд издания, как всегда в этой серии, идет в параллель вербальному. Сама поэма воспроизведена здесь дважды — факсимильно первое издание 1916 года (цензурные изъятия восстановлены рукой Маяковского) и фотокопийно — переписанная Лилей Брик в 1919 году и разрисованная Маяковским — своего рода рукописная книга, предназначенная для продажи в «Лавке писателей» (в настоящее время хранится в Музее Маяковского). Отличный подарок к столетию поэмы! И хороший пример для современных поэтов и издателей.

 Оправдано соотнесение флейты Маяковского с флейтой Марсия — и вызов богам, и оппозиция «аполлонической сладкогласности изжив­шей себя символистской эстетики» (с. 19), к тому же в 1911 г. книгу «Флей­та Марсия» выпустил очень близкий к кубофутуристам Бенедикт Лившиц. Очень подробно представлен возможный гофмановский подтекст, особенно рассказ «Песочный человек». Описывая любимую, «Маяковский игра­ет с гофмановской дихотомией “настоящее — поддельное”, “челове­ческое — кукольное”» (с. 26), причем у Мая­ковского создателем куклы-подделки выступает не антагонист Бога, а сам Бог, и он же заставляет героя полюбить ее. Мотив куклы поддерживают у Маяковского указания на холод от любимой, на неживые провалы ее глаз.

Новое издание продолжает серию подробнейших и новаторских комментированных изданий знаковых текстов русского авангарда. <...> впервые в науке о Маяковском продемонстрирован важнейший для понимания поэмы интертекст – новелла Гофмана «Песочный человек», которая вовсе не предстает цитатной виньеткой, но в значительной степени определяет сам смысл «Флейты-позвоночника». Здесь не могу не заметить: при всей важности данного открытия, оно, казалось бы, лежало на поверхности, и лишь псевдориторические рулады многодесятилетнего маяковсковедения, о коем, кстати, пишет в важнейшем обзоре данного вопроса Анна Сергеева-Клятис, затмевали его. Но это, конечно же, не умаляет значения сказанного здесь и сейчас. Гораздо более оригинальный и неожиданный интертекст комментирует Андрей Россомахин. Судя по всему, и гофмановский подтекст поэмы Маяковского, и собственно биографические подтексты «Флейты-позвоночника» (и других сочинений поэта) – связанные, конечно, с роковым бриковским любовным треугольником – отрефлектировал Александр Чаянов в повести «История парикмахерской куклы, или Последняя любовь московского архитектора М.». Данное сближение, на мой взгляд, лишний раз свидетельствует о необходимости писать историю отечественной словесности минувшего века заново, поскольку всё время всплывающие неожиданные связи авторов и текстов демонстрируют удивительную и недопонятую всё еще многомерность оной.

В томе также републикуются разные редкие материалы <...>.